Жить с юмором веселее

Если бы не выписывал "Литературную газету", не имел бы удовольствия прочитать интересный рассказ с юмористическим уклоном о встрече моего давнего товарища, одногодка, даже каким-то боком родственника с корреспондентом столь солидного и авторитетного издания. Давно это было. Как-то вечером открываю свежий номер газеты, листаю и на одной из страниц натыкаюсь на заголовок "Словарь Ожогова". Думаю, почему Ожогова, а не Ожегова, словарь русского языка под его же редакцией. Как так? Неужели Рост сделал такую грубую ошибку? Затем взгляд влево, вниз на снимок. Вглядываюсь в знакомое лицо, приземистую плотную фигуру и узнаю Валентина. Это же он. Но только не Ожогов, а Ожога. Как ни крути, а все же ошибка и ошибка, думаю, преднамеренная, чтобы привлечь внимание читателя, прием такой журналистский. Вдруг из далекого детства доносится до меня весть о том, что многие соседи, знакомые, пацаны слегка переиначили эту фамилию, и так она зазвучала уже в пожарном парашютном десанте. А он и не сопротивлялся, не поправлял товарищей, весело шутил, размышлял философски о том, почему у него фамилия не отца Ивана Корниевского, а материнская, превратив и эту тему в занимательную историю.

- Да я и в школе был Корниевским, и в геологической партии, где работал. Когда собирал справки о подтверждении трудового стажа, пришлось обратиться в архив. Нашли, документ, что Валентин Корниевский действительно работал там, а стаж все-таки нужно подтвердить... через суд. Знаешь, у меня на душе весело стало. Это же нужно доказать, что "Я" есть "Я"! Эх, зря не включился в процесс. Денег пожалел на судебные издержки, а потерял столько впечатлений. Нас в семье было много. Одиннадцать детей мать родила, десятерых вырастили. А поделили отец с матерью нас поровну. Так сказать, тебе половина и мне половина. Наверняка и колхозная беспаспортная система подтолкнула родителей к разделу, не к имущественному: детей поделили, а жили все вместе. Ты же знаешь, какой моя мать была: авторитарной феминисткой. В деда моего Ожогу пошла, Якова Васильевича. Суровая, своенравная, а со стороны смотришь — одна доброта. Однако на все воля Божья, — подвел черту Валентин Иванович.

Валентин появился на свет в июне 1943 года, в самый переломный момент Великой Отечественной. Он по числу родившихся был пятым, стал четвертым в семье. Назвали его Валентином в память об умершей дочурке Вале. Верующие бабушки уговаривали его маму Феню отказаться от этого имени. Но Аграфена Яковлевна настояла на своем, она не верила предрассудкам других, у нее своя вера была.

- Неожиданное дите войны, — в иносказательном тоне говорит он.- Мне на себя смешно было глядеть. Хилый, беспомощный. Ну, ты представляешь мое положение. Не удивляйся, я, как ангел, взлетев ввысь, смотрел на себя со стороны и думал — быть или не быть. И сказал себе: быть. Вон видишь какой здоровый вырос.

- Здоровяк мне нашелся, — подключается к разговору заглянувшая в комнату его жена Людмила Зосимовна, — а у кого температура повышенная, давление?

- Так это от того, что сегодня зуб мне выдернули... Боль еще не прошла. Эти эскулапы эксперимент со мной провели. Посадили в кресло, подсмеиваясь, сделали странный на мое ощущение укол. Через несколько минут давай орудовать в моем рту инструментами, опять же со смешком. А мне оставалось только мычать и терпеть. Наркоз-то еще не подействовал... Не ходил к врачам и чувствовал себя хорошо, а пошел и тоже хорошо — новые веселые приключения. Было дело — пользовался собственными услугами. Сам выдергивал зубы щипцами. Знаешь, легче казнить себя. А тут в кабинете, понимаешь, мужики при технике и мурыжат, мучают. Смешно им. А мне, думаешь, не смешно, а? Смех за свои деньги...

Вот как оно у Валентина Ивановича. Ему больно, а он не унывает, боль свою превращает в шутку, не всегда, конечно, но зачастую. Такая у него, как говорят, конституция, жизненная интонация. Мужественный он человек. Это у него, пожалуй, врожденное качество. Знаю его с детства. Однажды двенадцатилетними пацанами вместе ездили за жимолостью. В тайге отстали от взрослых, но Валентин уже тогда хорошо ориентировался на местности, оказался хорошим проводником. Может быть, это и стало отправной точкой для выбора такой опасной и мужественной профессии как пожарный парашютист. Но не только это. Он рос смышленым, рациональным мальчиком-забиякой, не боявшимся трудностей и невзгод, рано познал труд плотника и пасечника, дед научил, мог постоять за справедливость. Его примеру последовали и братья Павел и Петр — тоже пошли в парашютисты, тоже под стать брату. Прославившихся на тушении пожаров в Якутии, их троих снимали кинооператоры для телевизионной передачи, а Владимир Кузнецов, известный в Приморье фотожурналист, к тому времени, работавший в журнале "Огонек", опубликовал о них незабываемый фоторепортаж. Помню и лица еще молодых ребят в защитных шлемах, вижу смелых парашютистов, которые, как ангелы, слетев с неба, бросались в огненное пекло, чтобы затушить пожар, спасти лес от огня.

Зимой многие парашютисты, уставшие от пожаров и от путешествия по Дальнему Востоку, возвращаясь домой, наслаждались законным отдыхом. А Валентин, побыв дома день-другой, шел в родной лесхоз плотничать — срубы ставить. За месяц смекалистый плотник, применяя новаторские приспособления для облегчения труда и повышения производительности, по его словам, ставил до четырех срубов, а штатная лесхозовская бригада ставила один. Были возмущения: как он может, что он себе позволяет. Рабочие упрекали его в том, что он способствует повышению норм выработки на предприятии. Валентин с юмором рассказывал об этом Юрию Росту, а у того слова ложились на благодатную почву в том же ракурсе. Дополню от себя: страсти по этому поводу разгорались в бытность директора лесхоза А.И.Приходько. И Анатолий Иванович дипломатично улаживал отношения: одним говорил, чтобы учились работать, а уважаемому изобретательному плотнику советовал придержать свою энергию, не создавать проблемы для начальства и бухгалтерии, так как его зарплата не вписывается ни в какие рамки, как и выработка запредельна и бьет все рекорды.

Или взять пчел — его вечное увлечение. У него и сейчас в хозяйстве 40 пчелиных семей. В прошлый сезон накачал три тонны меда. И вот парадокс — в родном Приморье закупочные цены на мед низкие и сбывать некуда. Пришлось везти в Тюмень. Там при помощи брата Ивана Ивановича распродал сладкий продукт, насмотревшись всякого рода аферистов и авантюристов в этом непростом бизнесе. Дурят народ, в частности, пчеловодов, кто как может и кто хочет, с усмешкой констатирует Валентин.

О пчелах из "Словаря Ожогова": "Или другая история про пчел". История про пчел повествовала, что медом можно накормить не только страну, но и Австралию, поскольку Ожогов с одного улика получает в десять раз больше, чем остальные. Я с недоверием посмотрел на компанию. Никто не потупился", — заключает Юрий Рост. Недоверие может быть. Но правды о продуктивности пасеки Ожоги все же больше, так как в то время он со своими пчелами кочевал с весны до половины осени, качал цветочный, липовый и гречневый мед, а то, бывало, и бархатный. Теперь уже не кочует, но и расставаться с пасекой не собирается. Неутомимый.

Подкатило новое время, пошла мода на фермерство. И Валентин Иванович, рано оказавшись на пенсии, занялся крестьянским хозяйством. Купил трактор, тележку, сельхозинвентарь, взял в аренду землю, завел скот, лошадей. Удивительно, как он везде поспевал. Пчелы, лошади, корова, посадка культур, обработка. Кроме того, помогал людям на поле пахать и обрабатывать картофельные плантации. Тогда же вырастил в серых яблоках жеребчика Буяна и, поставив на прикол "Москвич", стал гарцевать на своем красавце. Надо по делам или в гости — Валентин Иванович на Буяна и степенно так, легкой рысью промчит по улицам. Если вдруг увидишь в центре села привязанного к дереву Буяна, значит, рядом где-то Валентин Иванович. Задержишься, любуясь лошадью, а вот и хозяин уже идет, голубоглазый, улыбчивый, светловолосый: ни дать, ни взять — донской казак. Теперь-то он полысел, но кудряшки еще красят голову. При встрече с ним теплом душа наполняется, такая у него положительная энергетика, вот какое у него богатство.

- Бывает, часто вижу себя во сне в образе парашютиста, — вспоминает Валентин Иванович, — и не забыть единственный за все годы мой неудачный прыжок: завис на дереве, ветер большой. Дунул ветер с новой силой, дерево качнулось и я, выставив вперед ноги, лечу вместе с ним навстречу трактору. Сберег меня мой ангел, а с парашютом пришлось расстаться: ногу тогда сломал. Знаешь, похвастаюсь: я на одном парашюте совершал по триста прыжков — вот мое достижение, уровень мастерства. За это получил однажды от руководства премию в 700 рублей. О, это тогда были деньги. Конечно, гордость, конечно, я купил подарки жене и дочерям. Мы счастливы были. На жизнь я не обижаюсь. Интересная она у меня, многообразная, полноводная. А с юмором, я заметил, и жить веселей.

С 70-летием тебя, Валентин Иванович! Доброго здоровья тебе и всем твоим родным, долголетия.